ОНИ ЗАЩИЩАЛИ РОДИНУ

Gerald Sanderson (USA)

My History and Life (so far)

Great Grandfather Romanov

There is very little known about my great grandfather. The only thing I know is what my mother had told me. She said that he was found one morning at the doorstep of people in the Village of Naryn in Siberia on the banks of the Silenga river. What nationality he was is not known. She thought that he might have been of Mongolian decent. The Village of Naryn was about 30 miles north of the Mongolian border. This area would get very cold in the winter, 40 to 60 degrees below zero. I guess this wasn't a very nice place to live.

Great Grandmother Romanov

I do not know anything about my Great Grandmother. I wish my mother would have told me more about her grandfather and father. She never mentioned anything about her mother or brothers, except that she had 10 brothers. I think this is sad that my brother and I weren't told more about our relation in Siberia. I guess this is the reason I am doing this writing so my children will know as much about their heritage as I can find.

My Grandfather Romanovich

My grandfather was born in the village of Naryn, Siberia. The village was near the Mongolian border and this was where my grand­father had spent most of his life.   Very little is known of my grand­father's childhood. In later years he married my grandmother. My mother, Katherine, was born first, followed by 10 boys.

My grandfather owned a farm, of what size I do not know and they owned horses. I remember my mother telling my brother and me about her riding a horse and she fell off and was unconscious for a long time. On this farm my grandfather raised wheat, barley, tobacco and other crops. My mother told my brother and me about hanging tobacco in a shed to dry and also helping with the wheat and barley. My mother mentioned about the bad hail storms they had three years in a row which destroyed their crops. In later years the farm was taken away from them because they were friendly to the Czar. This was about the time of the Russian Revolution.

They had to move up the Selenga River to a village called Ilvinsky, which was on the eastern side of Lake Baikal. There, my grandfather was put to work in a soap factory where he had to work long hours. Of what I know, I think that my grandfather was there when my mother and father were married in Ilvinsky.

 My Mother Ekaterina Romanov Mikhailova

My mother was born November 14, 1898 in the village of Naryn, Siberia, about 30 miles above the Mongolian border. She was from a large family of 11 children. She was the only girl. Her father was a farmer, but was a Cossack in the Russian Army. My mother helped on the farm doing chores, such as taking care of the cattle, drying tobacco in sheds, riding wild ponies and taking care of her brothers. My mother never went to school, because school was just for boys in those days. When she was in her early teens, the hail ruined their crops for 3 years in a row, so the government took their farm away from them, so they moved in a covered wagon to the village of Ilvinsky, east of Lake Baikal. There my grandfather had to work in a soap factory.

My mother helped take care of her brothers. She liked to go to the woods picking berries, but always had to watch out for black bears. My mother knew many of the old ways, like making soap and tanning animal skins. When she was about 17 years old she went to the village about 25 miles from where her parents lived to work for a rich Jewish family. One day she and another lady took cloths to the Selenga river to rinse them out through the ice, she fell in and the lady pulled her out by her long black hair.

My mother met my father when he was sent by the United States government to guard supplies of food on the Trans Siberian Railroad. He was stationed in the village of Posolskaya, where my mother was working for this Jewish family. My mother and father were married in the village of Ilvinsky. Right after the wedding they had to leave Siberia because the Red troops of the Russian Army were taking over the area. They finally arrived in Elroy, Wisconsin, where she learned to speak English very well. She raised two sons, was a very good mother. She helped take care of my great grandfather and grandfather in later years. She was a great cook, she always loved to garden and raise flowers. I guess I get my love of gardening from her. She lived in our family home until she was 80 years old and then had to go to a nursing home in Hillsboro, where she died of cancer in 1982 at the age of 84 years. She was buried at the Elroy Cemetery next to my father.

My Father Carl Melvin Sanderson

My father was born in New Lisbon, Wisconsin, March 1894. His mother died after he was born, so his grandmother, Ada Sanderson had to raise him and his sister Eva, who was a few years older than he. I do not know much of his early life except he went to school in Elroy and he was expelled or quit in his first year of high school because he and a group of boys threw eggs at the principal. After that he worked for my grandfather doing cement work and painting homes around Elroy.

Before World War I, my father served with the 3rd Wisconsin down on the Mexican border, along with his friend Leo (Chung) Sherin, who was a gambler who made his living this way in later life. The rumors have said Chung only worked one day in his life and that was too much work.

Later, my father was mustered into the Army and sailed with the 32nd Division, 128 Infantry to fight the Germans in World War I. When he got to France the Germans were getting close to Paris. He fought in the second battle of the Marne and later in the drive on the Scissions front. From there he went into the Argonne Forest where he fought for more than a month and went over the top many times in these hand to hand battles in no mans land. He had to kill a German soldier with his bayonet. At the end of the war my father was cap­tured by the Germans and was a prisoner of war for a short time. After the war my father never told of his experiences, I think that was probably from getting mustard gas that the Germans sprayed on our soldiers and all of the effects that the war had on him in his short life. I know from my experiences in World War II that they never leave you. My father said the Germans nearly starved him and almost walked him to death when he was released. He was put in an American hospital. He said he was very lucky because he was the only one in his company to go through it all and not get wounded.

When he returned to Elroy after being discharged from the Army, the government was asking men to volunteer to go to Siberia in the Soviet Union to guard the Trans Siberian Railroad so that they could get food to starving people. My father signed up for duty and left Presidio, California, July 26, 1919 with American Troops bound for Siberia with the 27th Infantry Division. They landed in Vladivostok after 40 days on the sea. First they were sent to Khabarvsk to guard a prisoner of war camp and were then moved to Verhne-Udinsk (which is now Ulan-Ude) to guard the railroad supply line. Thirty eight men of the 27th Infantry were moved to the settlement of Posolskaya station, which is 60 miles south of Ulan-Ude.

My mother was working for a Jewish couple at this Posolskaya Station, that is where my mother and dad became friends. One night an armored train, called the Destroyer, under the command of Gregorie Seminoff, came to the Posolskaya Station where the 27th Infantry were living in box cars. They opened fire on the box cars, but the 38 men were not in the box cars that evening. A Russian girl, who was my mother, told my father, who was the Corporal of the Guard, that the Russians were coming to kill them.

In a running gun battle the Americans stopped the train and captured the Russians with only two men killed and one man wounded. With the Red Army moving east from the Lake Baikal area the Americans knew that they had better leave Siberia.

rooms, one half of it was one long room, which served as the kitchen, at one end were cupboards and a table, the entry door was at the other end.

As you entered to the left was a large iron cook stove, next to the stove was a wash stand with a wash pan on it.

Next to the wash pan was a pail of water with a dipper in it. We had no indoor plumbing of any kind. The other half of the house was divided into two small rooms, one served as a bedroom for my parents and my brother and I shared the other room. Also in that bedroom was a round coal burning stove for heat. The house was not insulated, so it was hard to heat. Near the side of the house was a shed that held tools and other things.

We did not have electricity in our home so we had Kerosene lamps. There wasn't any indoor toilet, so we had a common pot for going potty at night. Out in our back yard was the family outhouse. I think it was a three holes, one small hole for the children. For toilet paper we had the Sears & Roebuck Catalog. Every so often lime would be thrown down the holes to keep the smell down and discourage the flies.

After living in the little house for a couple of years my father bought my grandfathers house and the grandparents moved into the little house. The grandparents house was bigger, but did not have electricity or any indoor plumbing, we all shared the outdoor toilet.

At the age of five I started Kindergarten. I don't remember much of my early school years except I wasn't a very good student. When I was in third grade I started taking music lessons on the cornet from a music teacher named Edward Dunzy. When I was in fourth grade I was playing in the high school band, because in those days they did not have a beginning band or junior band like they do today.

My father was a railroad carpenter, so when the world's fair came to Chicago my father got a railroad pass and we went to Chicago to see the fair. I don't remember much about the fair except outside one tent a lady named Sally Rand was standing there with two large fans covering her bare body inviting people to enter the tent to see her show, we didn't go in. Also, I remember that the hotel we stayed in didn't have air conditioning so it was very uncomfortable sleeping in the month of July.

so we started to sell bootleg beer and whiskey. We would sell bottles of beer for 25 cents. We had a good business, this continued until they made liquor legal. I can also remember filling the bottles with beer and capping them for my dad.

 When Franklin Roosevelt was elected president the government started the WPA, which put men to work during the great depression.

A few of the projects that were done in the City of Elroy was the disposal plant and sewer system and a gymnasium on the hill near the old high school.

To keep my brother and me busy in the summer time we took care of a big garden. We grew our own potatoes, tomatoes, corn, cabbage and cucumbers. My mother canned a lot of these vegetables in glass jars for our winter food. My brother and I would hoe the weeds out of the garden and pick the potato bugs from the potato plants before we could play ball or go swimming.

My father bought my brother and me a 22 rifle, which we shared when we went hunting. Our grandfather took us hunting with him and taught us the right way to handle a gun safely.

I can remember our mother taking my brother and me to the movie theater, which were silent films in those days. You had to read what the actors said. Later on the talking movies came in, they were westerns and Tarzan of the Apes. Movies then cost 10 cents to get in.

My folks ordered things from Sears & Roebuck, a mail order house and made a downpayment for certain articles and paid the rest on monthly installments. My dad ordered a radio that was in a cabinet with legs.

After school my brother & I would listen to Orphan Annie and Jack Armstrong, the All American Boy, and they would promote the cereal Wheaties.

One thing our family did together was listen to Jack Benny on Sunday nights, he promoted jello, so we had jello for desert on Sunday nights.

My father bought a Model T Ford, which gave us a lot of pleasure. Our whole family and grandpa Bill would drive to Mauston to fish on weekends. We caught a lot offish and enjoyed this very much.

With having a car we could go visiting our Aunt Eva and her husband Ben, they had two boys, Bob and Raymond. They were poorer than we were, but we had a lot of fun playing on their farm.

Elroy was a railroad town and they had a large round house that housed the railroad engines and a repair yard to fix boxcars and any other repair work that needed to be done to keep the railroad operating. There was always lumber laying around so a few of our friends and I would take some and bring home to make a ramshackled cabin under a large oak tree in our pasture. There was the Baraboo River in back of our house and we would build a raft out of the railroad lumber.

We also build a leaky boat. We had a lot of fun going up and down on the Baraboo River. When my brother and I were growing up we created our own fun. My father bought us a bat and ball and also a mitt. Other kids would come to our house and we would choose sides and have a soft-ball game on a vacant lot across from our house. There was another place in the Baraboo River where we went swimming. This creek had a high bank on one side and there was a large tree overhanging the creek. We would tie a rope on a limb and swing out over the creek and drop in the water. Most of the time there were no swimming trunks on.

In the fall we would play football and when winter came we would go to a nearby marsh and clear the snow from the ice and play hockey. We didn't have money for sticks so we would cut branches from trees and used them as hockey sticks. My brother and I had an old bike that we bought for $5.00. When the tires gave out we put a rubber water hose on the front tire and wired it on in place of a regular tire. There was no money for a regular tire and it worked pretty good until the wire broke.

When I look back on my life as a kid I wouldn't trade it for the life of the modern day child. My brother & I didn't mind not having any money because no one else had any either. We used our imagination and making the most of what we had.

Our house wasn't very far from the railroad tracks and there was a coal shed that was perched about two stories high on timbers. The steam engines would pull along side and the fireman would pull a rope and a chute would open and coal would fall out and fill up the tender on the railroad engine. Some of the coal would spill out on the ground along the tracks. When it got dark we would go with gunny sacks and fill them with coal. We would carry them back home on our back, this was used as our winter fuel.

On weekends my dad and I would go into the woods where the farmers had logs cut for lumber. The tree tops would be laying around, so we took our cross cut saw and cut these tree tops for fire wood. The farmer would haul the fire wood into town for us. Some of the other things that were different from today's life style is that we raised our own chickens so we could have our own eggs and meat. We also had a cow for milk and we raised pigs for our winter meat. The bad thing about the pigs was by the time they were full grown they were our pets.

Around Thanksgiving we would kill the pigs and would immerse them in boiling hot water which my mother would boil on the wood stove in the kitchen. My father and grandfather would scrape the hair from the pigs and after that they were butchered. My grandfather would be given some of the meat, my mother would can some of the meat. The hams and sides would be soaked in some salt brine and then we would take them up to Liest Butcher Shop in Elroy to be smoked for bacon and ham. The meat from the head would be made into something that was called head cheese, I liked this, but my brother didn't.

Another thing that happened during the great depression was a big flood we had in Elroy. I can remember the water backing up from the sewer pipe into our basement, just about to the floor. Our chicken coop was flooded and the chickens roosted on the highest roosts and were saved. Our pig pen with two small pigs floated out into deep water but got hung up on the fence. There was a tall man who waded out to the pigs and put them each into a gunny sack and saved them.

When my father got his second bonus from the government for serving in World War I, he built a large barn and combination garage and wood shed. This building had an upstairs and we furnished it with a bed and a few pieces of furniture and other odds and ends. In the summer my brother and I would sleep up there because it was cooler than the house. It had windows on both ends so the night breeze could blow through the upstairs.

In the fall my brother and I would trap in the Baraboo River for muskrats. We would set the traps so when the muskrat got in the trap he would head for deep water and drown. If you set the trap where he could get on dry land he would chew his foot off and escape. We didn't get a lot of money for these pelts, a Jewish man that bought junk and also furs, would give us between 75 cents and $1.25 for each pelt. That was a lot of money back in the 1930's.

My brother and I did a lot of hunting, mostly for rabbits, which were plentiful in those days. We had a good hunting dog named Sport, he would chase fox. I shot two foxes. Sometimes we would shoot quite a few rabbits so my mother would can them.

Back when we were kids and would hear an airplane we would dash out of the house and watch it go into the distant sky. Airplanes were of great interest to me so I used to buy magazines at the grocery store about the war stories of fighter pilots in World War I, never realizing I would be in air battles like the ones I was reading about.

When I was in eight grade I played basketball. My freshman year of high school I went out for football, I only weighed about 100 lb., but the football coach must have liked me so I got to play quite a bit.

High School

My main interest in High School was band. We would practice three times a week, also we would have concerts and occasionally travel to different towns to perform in musical competitions, such as marching, sight reading of music and performing certain solos by heart. I did very well in my solos and went to state competition.

My other great interest in high school was playing football. In Elroy we didn't hardly have enough players to practice against. My junior year we didn't have enough players to have an 11 man football team, so the area schools went to a six man football team. I became the quarterback on the six man team. We had a good team and won most of our games in the next two years.

I had some good friends in high school, they were Don Rosenbaum, Max Hayden and Herman Hoenodel. We would hang out at each others houses and the mothers would make popcorn for us while we played cards for fun. We didn't have any money to gamble.

We would walk to the Elroy Cemetery or the Catholic Cemetery to smoke, I was the only one that didn't smoke. I had tried smoking on corn silk when I was younger, also cigarettes, but they made me dizzy, so they didn't agree with me. We were friends all our life.

When I was younger I belonged to the Methodist Church and I enjoyed singing. Mrs. Banker, who was the school principal's wife, had me sing Christmas songs in my church at the Christmas program.

My class in high school had only 35 pupils and we graduated in May of 1940. My class was a close knit group and we would meet on Saturday at the Elroy library to do some school work and visit very quietly.

We had a camera club and made pin hole cameras out of cardboard that actually worked. Quite a few of my classmates were active in the high school band and on the sports teams.

On Saturday nights we would often gather at Bill Lindstrom's cone shop, which was our major hang out. We would listen to music on the jukebox and have a good time. There was a place called Dreamland, between Wonewoc and LaValle where we would go to dance to the music of the Jack Kucher band, it cost a dime to get in. We had to chip in for gas for whoever was driving that night. Sometimes we stopped in at the Chinese gardens and have someone older buy us a bottle of sloe gin to mix with our Coke a Cola. You had to be 21 to get any drinks at a bar.

My last year in high school I played with the Jack Kucher band at Dream Land.

Adulthood

On our graduation night May 30th, 1940 I had to play a cornet solo, it was The World Is Waiting for the Sunrise, I guess after going through a bad depression we needed a little sunshine.

If only we had known what the future was going to bring us, because the news of those days was what the German aggression in Europe was going to do to our way of life. We would go to the theater and see the news reels of Hitler giving his speeches and we thought it was funny. If only my classmates, my brother and I would have known the hell we would have to go through in the next few years !

After graduation some of the class were planning to go to college, the rest of us had to look for some kind of work. My folks didn't have the money for me to go to college, so I found a job delivering groceries for a man named Hank Wick. In the spring of 1941 I went to work for the Hercules Powder Co. This was a plant in Elroy that processed Casein and whey powder. My first job there was to make sure the presses that press the whey out of the casein were working properly. I worked in the warehouse piling casein and whey powder bags, also loading them into box cars for shipping to customers.

I worked there until July of 1942. I had to sign up for the draft because we were at war with Japan because the Japanese armed forces attacked Pearl Harbor on Dec. 7, 1941. Instead of getting drafted into the army, three other fellows that were working at Hercules Powder Co. and I went and enlisted in the Army Air Force.

In The Army

On weekends we could walk to town, which wasn't very far from the campus. After so many months at the University of Nebraska, I was shipped to Santa Anna Air Force Base in California where I had more testing. One day I found out that I had been eliminated from the cadet program and they asked me what school did I want to go to, Engineering school, radio, or to Armament school. I asked which one was the shortest and they said Armament school in Denver, Colorado. I was sent to Denver and there I learned about bomb racks on B17 Bombers and all about explosives and 50 caliber and 30 caliber machine guns. While I was at Lowry Field, I joined the boxing team, which got me off other duties, such as KP duty.

One time one of my friends was going to town on a date on a Saturday night and asked me if I wanted to go with him to his girlfriends house. I went with him and when we arrived there the girls parents invited us to have a meal with them, which was very nice, you didn't get home cooked meals in the Army.

My friends girlfriend had a sister named Margaret and after dinner we all went to a movie. I asked Margaret if she wanted to go with us, she said no at first, but her mother said she never got out of the house and she should go with us. We all went to the movie and that was the start of a great friendship.
 
Margaret was married, but her husband was in the Marines over in Australia, he had been wounded on one of the islands in the Рacific and he had met a girl in Australia and wanted a divorce because he wanted to stay in Australia after the war.

Margaret had a two year old daughter named Judy, a pretty blonde girl that we would take on walks to the Denver Zoo. The only time I could go to visit Margaret was on weekends, but I've been known to jump over the high fences and walk to the trolley station and go to town without a pass. I don't know what would have happened to me if I would have been caught because the Military Police were always on patrol. I guess I was lucky in not getting caught. Marga-ret and I would go dancing at the Rainbow Ballroom in Denver where all the big bands played. I guess by this time we were in love with each other. The day I left Lowry Field the whole family came out to bid me goodbye, I was on my way to Gunnery School at Laredo, Texas.

Gunnery School

In Laredo Gunnery School I was learning about gun turrets on В17 and B24 Bombers and taking classes on 50 caliber machine guns. I learned how to take them apart and put them back together with gloves on and also blind folded, which you might have to do in combat in very cold weather in the near future. When my training was finished I was shipped back to Lincoln, Nebraska to form bomber crews.

There I met my crew buddies. Our crew consisted of me as waist gunner; armor tailgunner Hank Vaslovik, waist gunner Dick Brehm, engineer Milo Kelsey, radio man Bill McCarl, copilot Donald McCormich, navigator Bob Louden, and pilot Bruce Waltz.

We were sent to Pyote, Texas for more training as a crew. At Pyote we practiced bombing runs and air-to-ground gunnery practice. One day the copilot wanted to shoot at targets with the 50 caliber machine gun, so I sat up in the copilot's seat. Pilot Waltz let me fly the B-17 over the gunnery range (it seemed more like driving a big truck than flying an airplane). We also did some long-range flying out to California after we moved from the airfield to Biggs Field at El Paso. Once our training was finished we were transported as a crew back to Lincoln Air Force Base to pick up a new B-17 and fly to the war zone.

A few days before my buddies and I left for Africa, we were walking down the street with our hands in our pockets when we passed an officer — and we forgot to salute him. He began yelling at us and asked us if we knew that we had to salute all officers. He asked us if we were going overseas to the war front. He said he had just come back from England and he wouldn't want to serve with guys like us that didn't have any respect for officers! When we told our pilot Bruce about this, he said that as long as we did our job we didn't have to salute him. I don't remember ever saluting him, and we are good friends to this day.

Bomber Crew in Africa

The next morning we took off in a new B-17 and headed for Africa. As we passed over Chicago I thought that this was as close as I was going to get to Elroy, Wisconsin in a long time and maybe ever.

Our next stop was Gander Bay, Newfoundland and then the Azore Islands where we stayed overnight. Our engineer Kelsey and I gassed up the B-17 and the next day we arrived in Africa. Our first stop was Marrakesh, Morocco. Everything was very dirty there, so a few of us slept in the plane. Next we stopped in Tunis, Tunisia. There were a lot of shot-down and wrecked planes in that area. Finally we arrived at our airfield, called Sterparone (?). As we flew over, the landing field looked more like a mud field. This would be our home until the end of the war.

Home was a tent that housed six of us; our pilot, copilot and navigator had tents in a different area of the 815 Bomb Squad. Our tents were heated with 100 octane airplane gas. The runway at our base was made of metal matting and the airstrip wasn't very level. If a plane did not lift off the ground soon enough it would go into the valley and crash. One time a plane did not manage to get off in time: it crashed and burned, and the ten men inside it died.
 

 railroad bridges and troop concentrations.

On days that we would fly, we would have a wake-up call at 4 o'clock in the morning. As we flew, we would see other planes blown up or shot down by antiaircraft fire and all or some of the crews killed or parachuting into enemy land. All of this made for hard sleeping the night before we would fly. I would often wake up from my sleep and find our waist-gunner Dick Brehm smoking a cigarette and sweating out the mission already. There was always an officer who was the CQ (charge of quarters), with people under him that were responsible to each squadron during the night, such as guard duty and waking up flying crews. Flight crews did not have any other duty except to fly their missions.
 

be -20 to -40 degrees at 30,000 feet. Once in the plane we would also make sure that we had flak suits to wear over the target. When parts of the German bombs exploded around us and flew into the plane they would bounce off our flak suits.

After we were in the air and had assumed formation we would fire our 50 caliber machine guns to make sure they were working properly as we headed into Germany to bomb our target for the day. On the way to the target we were always on the look-out for German fighter planes such as the FW-190s and the MC-109's; those planes were were good and their pilots had a lot of experience. They would mostly come after us before we got to the target. After we flew through flak from between 200 and 400 anticraft guns, the fighters would go after planes that had been damaged by the flak barrage as 'easy pickins.' On the way back from the target we always saw planes getting shot down and airmen bailing out and parachuting down into enemy land. When we would get out of enemy territory we could turn on the plane's radio and listen to the music of the big bands of the 1940s over our earphones.

I will always remember the Christmas of 1944. We were coming back from Brux, Germany and had been hit by a lot of flak that day which put many holes in our plane, and then we heard Bing Crosby singing "I'm Dreaming of a White Christmas." That was the only time that I can say I was homesick and shed a few tears.

My job on our first few missions was as waist gunner, but then I checked out on how to drop bombs in place of a Bombardier. On Jan. 21, 1945 we were scheduled to fly a mission to Vienna, Austria in plane 043, the Paper Doll. That day I was flying up in the nose of the plane as top-gunner in place of a bombardier so we were short a waist gunner.

We had been kidding our ground engineer, name of Don Speigle, daring him to go along on one of our missions to see how it was to get shot at, because he kept telling us that we had it easy. So he went and got a flight bag and as we were taxiing off toward the runway he jumped in!

As we neared Trieste, number 2 inboard engine began to pump oil out the breather all over the wing. When I saw it and told the pilot, he feathered the engine. We soon began gaining altitude in order to get the most we could out of our 3 remaining engines and we caught up with the rest of the formation before long. As we were nearing Graz, number 3 engine also began losing oil and began to run away out of control. It finally ran out of oil and eventually froze up with the propeller blades flat against the wind. Now we could not keep up with the formation, so we left the group without breaking radio silence. We had to look for German fighter planes as we continued, but fortunately we did not encounter any. As we neared the city of Wiener Neustadt near the Hungarian/Austrian border we did see some gunfire directed at us but didn't receive any damage, so we dropped our 10 five-hundred lb. bombs on this city. It wasn't a military target; that has bothered me all these years about civilians getting killed.

Our pilot asked the navigator to give us a heading to the nearest Allied as since we were steadily losing altitude. As we approached the Adriatic coast we broke out of the clouds at 6000 feet with the 2 remaining engines smoking badly. We didn't know if we would have to ditch in the Adriatic Sea or if we could make it to Italy. When we sighted the Italian coast we were at 3000 feet. We saw Falconara landing strip ahead and made a straight-in approach to land just as a B-24 was taking off. Since I was sitting in the nose of the plane I had a very good view and we didn't miss him by much!

Bruce Waltz made a perfect landing with no flaps on a short fighter strip. After parking the Paper Doll we looked around: it seemed that we were in an aircraft grave yard, surrounded by a lot of damaged planes that made it back by sheer luck, just as we had.

The weather was very bad, the snow was piled high, and it was cold. They said later that the winter of 1944 and 1945 was one of the coldest in history. Because of that, our communication lines were out so we couldn't tell the air field at Sterparone where we were. The other crews on our mission reported that they saw us leave the formation with 2 engines out. As a result, Lt. Waltz' crew on 043 were listed as missing in action, and the crew chief that had flown with us was listed as AWOL. Three days later we got a call through to our airfield to tell them where we were. In the meantime it snowed another 10 inches and we didn't have any heat in our tent and only one blanket. We slept in our jackets and winter clothes and we were still cold. It was another 7 days before a plane could come to pick us up — so for ten days we froze our butts off!

After we got back to the base, our crew chief was demoted to private and didn't get his sergeant's stripes back until September.

Two days later we had a new plane and were headed toward Regensburg to bomb an oil re-finery. This was a rough trip also, since they had more than 200 antiaircraft guns shooting at us.

Another mission that we flew was what was called a lone wolf mission, or extra hazardous mission. At this time, February of 1945, the weather was so bad they couldn't get a group of planes in the air because they would run into each other. They said that these missions were flown by volunteer crews, but I don't believe that we volunteered.

Our target was the city called Bleckhammer (?), which had an oil refinery. This city was near the border of Poland. We hid in the clouds all the way to the target and we didn't encounter any German fighter planes — I guess the weather was too bad for them to fly. Being a lone plane with none of our planes for fighter protection, it was the most scary mission that I was on.

When we got to the target we ran out of clouds. They told us at the airfield before we left that if the sky cleared, we should abort the mission and return to base. Our pilot asked us all what we should do, and we all agreed that since we had come this far, so we should bomb the target. We got as much altitude as we could and started the bomb run.

The German gunners opened up on us as we dropped our bombs and peeled off to the right trying to get back into the clouds. Those German gunners were really accurate as they followed us into the clouds. I can remember our tail-gunner Hank Vailavick telling in later years that he saw two bursts of flak behind us and he figured that the next burst would get us, but it missed. Koehn the ball gunner had some flak rattling around in the ball turret but none of it hit him, in fact he kept a few chunks as a souvenir. We stayed in the clouds all the way back home, and no fighter planes attacked.

When we landed we found that the main spar of our right wing had a good chunk missing. In the right waist, there was a big hole near my head: it's a good thing that I'm short. I can remember while we were trying to get back into the clouds after the bomb run, I was shaking so badly that I couldn't control myself. We were soooo happy when this mission was over. We must have had a little help from above that day! In the meantime we were getting close to getting our 35 missions in and our last couple of missions were only 4-5 hours long, in comparison with the longer missions of 8-9 hours in the air and very tiring.

Our last mission was to bomb the German troops that were dug in trenches in northern Italy. We carried on this mission 20 lb. fragmentation bombs that would explode 20 ft. above the troops and blow down in the trenches filled with infantry soldiers. Since this was our last mission, on return we left the formation and headed for our base; when we came our airfield we were at treetop level and we buzzed the control tower.

Джеральд Сандерсон (США)

История моей продолжающейся жизни

Прабабушка

Я не знаю ничего про мою прабабушку. Я бы хотел, чтобы моя мама рассказала мне больше про её дедушку и отца. Она никогда не упоминала ничего про её маму или братьев, кроме того, что у неё было 10 братьев. Я думаю, это печально, что моему брату и мне не рассказали больше о наших Сибирских родственниках. Я считаю это причиной, по которой я пишу эту книгу — чтобы мои дети знали про наших предков столько, сколько я смогу найти.

Дедушка Роман

Мой дедушка родился в деревне Нарын в Сибири. Деревня была около границы Монголии, и там мой дедушка провёл большую часть своей жизни. Очень мало известно о детстве моего де-душки. Спустя годы он женился на моей бабушке. Моя мама, Катерина, родилась первая, следу-ющими были 10 мальчиков.

Мой дедушка владел фермой, размера которой я не знаю, и они владели лошадьми. Я помню, моя мама рассказывала моему брату и мне про свою езду на лошади, как она однажды упала с лошади и долго была без сознания. На этой ферме дедушка выращивал пшеницу, ячмень, табак и другие продукты. Моя мама рассказывала моему брату и мне про складирование табака в сарай, чтобы сушить его, она также помогала дедушке  с уборкой пшеницы и ячменя. Моя мама упоми-нала также об ужасных грозах с градом, которые 3 года подряд уничтожали их урожай. Через некоторое годы ферма была отнята у них, потому что они хорошо относились к Царю. Это было во время Русской Революции.

Они были вынуждены переехать в деревню Ильинку на берегу Селенги, которая была на вос-точном берегу озера Байкал. Здесь мой дедушка получил работу на фабрике, делавшей мыло, на которой он должен был работать по многу часов. Из того, что я знаю, я думаю, что мой дедушка был там, когда мои мама и папа поженились в Ильинке.

Моя мама Екатерина Романовна Михайлова

Моя мама родилась 14 ноября 1898 года в деревне Нарын в Сибири в 30 милях от границы Монголии. Она была из большой семьи с 11 детьми. Она была единственной девочкой. Её отец был фермером, но он также был казаком в Русской армии. Моя мама помогала наводить порядок на ферме, например, ухаживая за крупным рогатом скоте, высушивая табак в сараях, объезжая пони и заботясь о братьях. Моя мама никогда не ходила в школу, потому что в те дни школы были только для мальчиков. Когда ей было чуть больше 10 лет, град уничтожал урожай 3 года подряд, поэтому правительство отобрало у них ферму, и они двинулись в крытой повозке в де-ревню Ильинка на востоке от озера Байкал. Здесь мой дедушка должен был работать на фаб-рике, делавшей мыло.

Моя мама помогала заботиться об своих братьях. Ей нравилось ходить в лес собирать ягоды, но она всегда должна была остерегаться чёрных медведей. Моя мама знала много о старой работе, например, как хорошо сделать мыло и дубить кожу животных. Когда ей было около 17 лет, она отправилась в деревню за 25 миль от той, где жили её родители, чтобы работать в одной богатой еврейской семье. Однажды она и другая девушка взяли бельё, чтобы прополоскать его в прору-бе на Селенге, она поскользнулась и упала в прорубь, и девушка вытащила её за её длинные чёрные косы.

Моя мама встретила моего отца, когда правительство Соединённых Штатов отправило его ох-ранять поставки продуктов по Транссибирской железной дороге. Они стояли в деревне Посоль-ская, где моя мама работала в еврейской семье. Мои мама и папа поженились в деревне Иль-инка. Сразу же после свадьбы они должны были покинуть Сибирь, потому что Красные отряды из Русской армии захватили власть в районе. В конце концов они прибыли в Элрой в Висконсине, где она очень хорошо выучила английский язык. Она вырастила двух сыновей и была очень хорошей матерью. Потом она помогала заботиться о моих дедушка и бабушке. Она замечательно готови-ла, всегда любила работать в саду и выращивать цветы. Я думаю, что моя любовь к садоводст-ву перешла ко мне от неё. Она жила в нашем семейном доме до 80 лет, а затем должна была поехать в больницу в Хильфсборо, где она умерла от рака в 1982 году в возрасте 84 лет. Она похоронена на кладбище в Элрое около моего отца.

Мой отец Карл Мелвин Сандерсон

Мой отец родился в Нью-Лисбоне в Висконсине в марте 1894 года. Его мама умерла, когда он родился, поэтому его бабушка, Ада Сандерсон, должна была растить его и его сестру Еву, ко-торая была на несколько лет старше него. Я не много знаю о начале его жизни, за исключением того, что он ходил в школу в Элрое и был исключён или бросил её на первом году средней школы, потому что он и группа мальчиков забросали яйцами директора. После этого он работал вместе с моим дедушкой штукатуром и красил дома в Элрое.

Перед Первой Мировой Войной мой отец служили в 3-ем Висконсинском полку на границе с Мексикой, вместе со своим другом Лео (Чунгом) Шерин, который был игроком, который позже этим зарабатывал на жизнь. Молва гласила, что Чунг работал только один день в своей жизни, и то это было слишком много работы.

Позже мой отец был призван в армию и отправился в плавание в составе 32-ого Дивизиона 128 Пехотного полка, чтобы сражаться с немцами в Первой Мировой войне. Когда он прибыл во Францию, немцы подходили к Парижу. Он сражался во второй битве при Марне, а позже в пре-следовании на фронте около Сишшена. Оттуда он отправился в Аргонский лес, где он воевал больше месяца и многократно оказывался победителем в рукопашных схватках на этой безлюд-ной земле. Он должен был убивать немецких солдат своим штыком. В конце войны мой отец был взят в плен немцами и некоторое был военнопленным. После войны отец никогда не рассказывал о том, что пережил, я думаю, что это оттого что он, наверное, надышался горчичным газом, ко-торый немцы пускали на наших солдат, и от всех военных впечатлений. Я знаю по своему опыту во Второй Мировой войне, что они никогда не покидают тебя. Мой отец говорил, что немцы морили его голодом, и он почти умирал, когда был освобождён. Его положили в американский госпиталь. Он говорил, что ему очень повезло, потому что он единственный из роты прошёл через всё и не был ранен.

Когда он вернулся в Элрой после того, как был отпущен из армии, правительство попросило его поехать в Сибирь в Советский Союз, чтобы охранять Транссибирскую железную дорогу, для того чтобы можно было доставлять продукты для умирающих от голода людей. Мой отец подписал контракт на службу, и покинул Президио, Калифорния, отправившись с американскими войсками 26 июля 1919 года в Сибирь в составе 27 Пехотного Дивизиона. Они высадились во Владивостоке после 40 дней в море. Сначала их отправили в Хабаровск охранять лагерь военнопленных, затем они двинулись в Верхнеудинск (сейчас Улан-Удэ) охранять поставки по железнодорожной доро-ге. 38 человек из 27 пехотного дивизиона были отправлены в район станции Посольская, которая находилась в 60 милях к югу от Улан-Удэ.

Моя мама работала на еврейскую семью на этой станции, именно здесь моя мама и папа по-дружились. Однажды бронепоезд «Разрушитель» под командованием Григория Семёнова при-шёл на станцию Посольская, где в крытых вагонах жили солдаты из 27-го Пехотного. Они от-крыли огонь по вагонам, но 38 человек не были там этим вечером. Русская девушка, которая стала моей мамой, рассказала моему отцу, который был капралом охраны, что идут русские, чтобы убить их.

В бою американцы остановили поезд и захватили русских, потеряв только двух человек убитыми и одного раненым. Так как Красная Армия наступала с востока от озера Байкал, американцы поняли, что им лучше покинуть Сибирь.

Тем временем некоторые американцы обвенчались с русскими девушками по Русскому Пра-вославному Обряду. Мои папа и мама были вторыми, кто обвенчался, и после этого моя мама должна была покинуть страну, потому что она помогла американским солдатам. Если бы она не уехала, то была бы убита семёновцами. Они покинули область по Транссибирской железной доро-ге, затем по Китайско-Восточной железной дороге приехали в Харбин, Китай, потом во Влади-восток. Здесь они сели на корабль, который назывался «Великий Север» и отплыли в Японию. Затем они отправились на Филиппинские острова, где поселились на время. Моей маме понра-вилось здесь, мне кажется потому, что здесь было намного теплее, чем там, откуда она при-ехала. После этого они вернулись в Америку и жили в Сан-Франциско до тех пор, пока мой отец не был отпущен из армии. Затем они вернулись в Элрой.

Детство

Из моего детства я помню своего прадедушку, бабушку и дедушку. Я родился в доме, который стоит напротив нынешнего Элройского кинотеатра.

Мой отец построил маленький домик почти там же, где жили мои дедушка с бабушкой. Этот дом состоял только из трёх комнат, половину его занимала одна большая комната, которая исполь-зовалась как кухня, в одном конце был буфет и стол, входная дверь была в другом конце.

Слева от входа была железная кухонная печка, около печки стоял умывальник. Около умы-вальника стояло ведро воды с ковшом. Водопровода дома не было. Другая половина дома была разделена на две маленькие комнаты, одна использовалась, как спальня моих родителей, я и мой брат делили другую комнату. Также в спальне была круглая печка, отапливаемая углём, для тепла. В стенах дома не было хорошей изоляции, поэтому его было трудно нагреть. Около стены дома был сарай, в котором хранились инструменты и другие вещи.

В нашем доме не было электричества, поэтому мы пользовались керосиновыми лампами. Домашнего туалета не было, поэтому у нас был общий горшок, чтобы ходить ночью. Снаружи во внутреннем дворике у нас была семейная наружная уборная. Кажется, в ней были три дыры, одна маленькая для детей. Вместо туалетной бумаги мы пользовались толстым каталогом фирмы Sears & Roebuck. Часто в дырки сыпали известь, чтобы заглушить запах и отпугнуть мух.

После жизни в маленьком доме через два года мой отец купил дом моего дедушки, а бабушка и дедушка перешли в маленький дом. Дом бабушки и дедушки был больше, но в нём не было электричества и домашнего водопровода, и мы пользовались наружным туалетом.

В возрасте пяти лет я начал ходить в детсад. Я не помню многого из своих первых школьных лет, исключая того, что я был не очень хорошим учеником. Когда я был в третьем классе, я начал брать уроки игры на кларнете у учителя музыки по имени Эдвард Дунци. Когда я был в четвёр-том классе, я играл в оркестре средней школы, потому что в те дни у нас не было оркестра в начальной или в восьмилетней школе, как в нынешних школах.

Мой отец был плотником на железной дороге, поэтому, когда в Чикаго проходила всемирная выставка, мой отец получил бесплатные железнодорожные билеты, и мы поехали в Чикаго смот-реть выставку. Я не помню многого про выставку, кроме одной палатки, около которой женщина по имени Сэлли Рэнд стояла с двумя большими веерами, закрывающими её обнажённое тело от людей, которые пришли посмотреть её представление, туда мы не пошли. Также я помню, что в отеле, в котором мы остановились, не было кондиционера, поэтому там было не очень комфорт-но спать в июле месяце.

Где-то 1930-м году правительство заплатило солдатам Мировой Войны премию за участие в войне, поэтому мой отец добавил комнаты к нашему дому, а также водопровод и ванную. Это было большое улучшение с электричеством; это сделало жизнь намного легче. Затем наступил великий экономический кризис, и мой отец был уволен с железной дороги.

Нам повезло больше, чем многим другим семьям, у которых отцы были уволены, потому что мой отец получал 25 долларов пенсии от правительства, потому что он был отравлен газом во время войны. У моего отца не было работы, поэтому мы начали незаконно продавать пиво и виски. Мы продавали бутылки пива за 25 центов. У нас был хороший бизнес, и это продолжалось до тех пор, пока спиртное не стало легальным. И я помню, как мы наливали пиво в бутылки и затыкали их пробкой, а отец продавал их.

Когда Франклин Рузвельт был выбран президентом, правительство приняло программу заня-тости, которая дала людям работу во времена великой депрессии.

Вот некоторые проекты, которые были реализованы в Элрое: мусоросжигательная установка, канализационная система и строительство гимназии рядом со старой средней школы.

Чтобы занять летнее время, мой брат и я ухаживали за большим огородом. Мы выращивали нашу собственную картошку, помидоры, кукурузу, капусту и огурцы. Моя мама консервировала многие из этих овощей в стеклянных банках нам на зиму. Мой брат и я должны были пропа-лывать сорняки в огороде и собирать колорадских жуков с картошки, прежде чем отправиться играть в мяч или купаться.

Мой отец купил моему брату и мне ружьё 22-го калибра, с которым мы вместе ходили на охоту. Наш дедушка брал нас с собой на охоту и учил нас, как безопасно обращаться с ружьём.

Я помню, как наша мама брала моего брата и меня в кинотеатр, в котором в те дни показывали немые фильмы. Нужно было читать, что говорят актёры. Позже мы ходили на звуковое кино, это были вестерны и фильмы про Тарзана. Кино тогда стоило 10 центов.

Моя семья заказывала товары от Sears & Roebuck, фирмы, которая высылала их по почте, — мы платили первоначальный взнос, а потом оплачивали остаток ежемесячными взносами. Мой отец заказал радио, которое походило на ящик с ножками.

После школы мой брат и я слушали Сироту Энни и Джека Армстронга, Всех Американских Мальчиков, они рекламировали каши Wheaties.

И вся наша семья вместе слушала передачу «Джек Бенни в воскресный вечер», он рекламиро-вал пудинг, поэтому вечером по воскресеньям у нас на десерт был пудинг.

Мой отец купил машину Форд, модель Т, которая доставила нам много радости. Вся наша семья и дедушка Билл ездила в Маустон на рыбалку по выходным. Мы ловили много рыбы и были очень довольны.

С появлением машины мы смогли навещать нашу тётю Еву и её мужа Бена, у них было два сына, Боб и Раймонд. Они были беднее, чем мы, но на их ферме было так хорошо играть.

В Элрое была железнодорожная дорога, и на ней стояло большое круглое депо, в который ста-вили паровозы, и был вагонный парк, где ремонтировали вагоны и делали другие ремонтные рабо-ты, чтобы поддерживать железную дорогу в рабочем состоянии. Вокруг было очень много шпал, поэтому кое-кто из наших друзей и я собрали остатки шпал и соорудили хижину под большим ду-бом на пастбище. Позади нашего дома была река Барабоо, и мы построили плот из железнодо-рожных шпал.

Мы также построили утлую лодчонку. Мы совершили много весёлых поездок вверх и вниз по реке Барабоо. Когда мой брат и я выросли, мы придумали своё собственное развлечение. Мой отец купил нам биту и мяч, а также рукавицы для игры в бейсбол. Другие дети приходили к нам домой, и мы делились на команды и устраивали доставляющую всем удовольствие игру в мяч на свободном участке земли напротив нашего дома. В реке Барабоо было другое место, куда мы ходили купаться. У этого речного заливчика были высокие берега на одной стороне и нависшее над ним большое дерево. Мы привязывали канат на ветку и раскачивались над заливчиком и пры-гали в воду. Чаще всего мы купались голышом.

Осенью мы играли в футбол, а когда приходила зима, мы ходили на соседнее болото, очищали от снега лёд и играли в хоккей. У нас не было денег на клюшки, поэтому отрезали ветки от деревьев и использовали их как хоккейные клюшки. У моего брата и у меня был старый велосипед, кото-рый мы купили за 5 долларов. Когда шины изнашивались, мы прилаживали резиновый водяной шланг на переднюю шину и прикручивали его проволокой вместо настоящей. На настоящую шину денег не было, но это работало довольно хорошо до тех пор, пока проволока не ломалась.

Когда я вспоминаю свою жизнь ребёнка, то вижу, что не обменял бы её на жизнь современных детей. Моего брата и меня не беспокоило отсутствие денег, потому что их не было у многих. Мы использовали своё воображение и пользовались тем, что у нас было.

Наш дом был не очень далеко от железнодорожных путей, а там был 3-х этажный склад с уг-лём. Паровозы подъезжали, пожарный дергал за канат, жёлоб открывался, и каменный уголь вы-падал и заполнял тендер на паровозе. Часть угля рассыпалась на земле около рельсов. Когда темнело, мы приходили с мешками из грубой ткани и накладывали к них уголь. Мы приносили их домой на спине и использовали уголь зимой как топливо.

В выходные мой отец и я ходили в лес, где фермеры валили лес. Верхушки деревьев были разбросаны вокруг, поэтому мы брали поперечную пилу и распиливали эти верхушки на хво-рост. Фермер привозил хворост в город для нас. Ещё жизнь тогда отличалась от нынешней тем, что мы разводили своих цыплят, поэтому у нас были свои собственные яйца и мясо. У нас также была корова для молока, и мы выращивали свиней, чтобы зимой иметь мясо. Во всём этом плохо было только то, что пока свиньи не вырастали, они были нашими домашними любимцами.

Около Дня Благодарения мы резали свиней и опускали их в кипящую воду, которую моя мама кипятила на дровяной печи на кухне. Мой отец и дедушка соскабливали щетину со свиней, и после этого их разделывали. Моему дедушке тоже давали мясо, а из части мяса мама делала консер-вы. Окорока и куски из боков засаливали в солёной воде, потом относили в мясной магазин, где их коптили на бекон и ветчину. Из головы делали то, что называлось «сырной головой», мне это нравилось, а брату нет.

Ещё вспоминается наводнение, которое произошло во время великого кризиса в Элрое. Помню, как вода пошла из канализационной трубы внутри нашего фундамента прямо по всему полу. Наш курятник был затоплен, но куры уселись на высокий насест и спаслись. Наш загон для свиней с двумя маленькими поросятами всплыл над глубокой водой, но завис на заборе. Один высокий человек прошёл вброд к поросятам, положил их в мешок и спас их.

Когда мой отец получил вторую премию от правительства за службу в первую мировую войну, он построил большой амбар и соединил гараж и сарай для дров. У этого строения был верхний этаж, и мы принесли туда кровать, некоторую мебель и всякую всячину. Летом мой брат и я спали там, потому что там было прохладнее, чем дома. Там были окна с обеих сторон, поэтому ночной ве-тер продувал этаж.

Осенью мой брат и я ставили ловушки на выхухоль в реке Барабоо. Мы ставили капкан так, что когда выхухоль попадала в ловушку, она выплывала на глубину и тонула. Если поставить капкан там, где она может доплыть до земли, она перегрызёт свою ногу и сбежит. Мы зарабатывали немного денег за эти шкурки — еврей, который покупал старьё и мех, давал нам от 75 центов до 1 доллара 25 центов за каждую шкурку. И это было немало в 1930-х.

Мой брат и я часто охотились, в основном на кроликов, которых было много в те дни. У нас была хорошая охотничья собака по имени Спот, он охотился на лис. Я убил двух лис. Иногда мы добы-вали сразу несколько кроликов, поэтому мама делала из них консервы.

Когда мы были детьми и слышали самолёт, мы выбегали из дома и смотрели, как он летит высоко в небе. Самолёты очень интересовали меня, поэтому я часто покупал в бакалейной лавке журналы с военными рассказами о пилотах первой мировой войны, не догадываясь, что я буду участвовать в воздушных битвах как те, о ком я читал.

Когда я был в восьмом классе, я начал играть в баскетбол. В девятом классе в средней школе я занялся футболом, я весил только 45 кг, но тренеру, должно быть, я нравился, потому что я участвовал в матчах довольно часто.
 

команде. Но команда была хорошей, и мы побеждали в течение двух лет почти во всех матчах.

В средней школе у меня было несколько хороших друзей : Дон Розенбаум, Макс Хейден и Герман Хонодель. Мы часто ходили друг к другу, и наши матери готовили нам попкорн, пока мы пере-кидывались в картишки. Играть на деньги мы не могли по причине их отсутствия.

Чтобы покурить, мы ходили на кладбища. Но я был единственным, кто не курил. Я пробовал ку-рить сушёные кукурузные волосы и сигареты, когда был поменьше, но мне становилось дурно, но остальным было ничего … Мы дружили всю жизнь.

Когда я был поменьше, я принадлежал к методической церкви, и мне нравилось петь. По жела-нию миссис Банкер, жены директора школа, я пел Рождественские песни в моей церкви во время Рождественской программы.
 
В моем классе в средней школе было только 35 учеников, и мы закончили школу в мае 1940 г. Мы были очень дружными, по субботам мы приходили в Элройскую библиотеку, чтобы делать домашние задания, и всё проходило в очень дружеской атмосфере.

У нас был фотокружок, в котором из коробок с дырочками мы сами сделали фотоаппараты, которыми можно пользоваться до сих пор. Многие из моих одноклассников играли в школьном джаз-оркестре и были членами спортивных секций.
 
В субботние вечера мы частенько собирались в кафе у Билла Линдстрома, которое было основ-ным местом наших встречь. Мы слушали музыку из музыкального автомата и прекрасно прово-дили время. Ещё между Воневоком и Ла Валлем было местечко, которое получило название Дримлэнд («Земля обетованная»), куда мы ездили потанцевать под музыку бэнда Джека Кухера, вход туда стоил 10 центов. Мы вскладчину покупали бензин для того, кто вез нас туда на машине в этот вечер. Иногда мы останавливались в «Китайских садах», и кто-то, кто был постарше, по-купал бутылку джина, содержимое который мы вливали в наши бутылки с кока-колой – чтобы выпить в баре, нужно было быть не моложе 21 года.

В мой последний год в школе я играл в оркестре Джека Кухера в Дримлэнде.

Взрослая жизнь

Во время нашего выпускного вечера 30 мая 1940 года я играл соло на кларнете, это был "Мир ждёт восхода солнца". И должен признать, что после многих лет депрессии нам действительно было нужно немного солнца.

Мы не догадывались, что готовит нам будущее, как изменится наша жизнь, хотя из Европы уже приходили новости о немецкой агрессии в Европе. В кинотеатре в новостных выпусках мы смот-рели, как Гитлер произносит свои речи, и это казалось забавным. Если бы только мои одноклас-сники, мой брат и я знали, через какой ад нам предстоит пройти через несколько лет!

После окончания школы некоторые мои одноклассники собирались поступить в колледжи, другие должны были искать какую-нибудь работу. У моей семьи не было денег, чтобы я мог поступить в колледж, поэтому я стал работать на человека по имени Хенк Вик — он владел бакалейным магазином. А весной 1941 года я устроился на работу в корпорацию "Еркюль Паундер". Это была небольшая фабрика в Элрое, производившая казеин и казеиновый порошок. Моя первая работа заключалась в том, чтобы следить, чтобы прессы работали без остановки. Я также работал на складе, наполняя мешки казеином и казеиновым порошком и загружая ими машины.

Я работал там до июля 1942 года. А потом я должен был подписать контракт с вооруженными силами, потому что началась война с Японией — японцы атаковали Пирл Харбор в декабре 1941 года. Вместо того, чтобы вступить в армию, я и ещё трое парней, с которыми я работал в "Ер-кюль Паундер", мы все записались в военно-воздушные Силы.

тел бы закончить: инженерные, связистов или по вооружению. Я спросил, какие самые короткие. Это были курсы по вооружению в Денвере, штат Колорадо. И меня отправили в Денвер, где я изучал систему бомбометания бомбардировщика Б-17 и всё, что относилось к взрывным вещест-вам, а также пулемёты 50 и 30 калибра. Ещё будучи в Лоури Филд я стал заниматься боксом, что позволило мне избежать некоторых служебных обязанностей, например, дневальства.

Однажды один из моих приятелей собрался в субботу в увольнение и спросил меня, не хочу ли я пойти вместе с ним в гости в дом его девушки. Я отправился вместе с ним. Когда мы пришли, родители девушки пригласили нас к столу, что было весьма кстати, так как служа в армии, вам не часто приходится есть домашнюю еду.

У девушки моего приятеля была сестра по имени Маргарет, и когда после обеда мы собра-лись в кино, я спросил Маргарет, не хочет ли она тоже пойти в кино, она отказалась, но её мать стала упрекать её, что она никогда никуда не ходит и сказала, что ей нужно пойти с нами. Мы все пошли в кино, и этот вечер положил начало большой дружбы.

Маргарет была замужем, но её муж служил на флоте где-то в Австралии. Он был ранен на одном из островов Тихого океана, и он хотел развестись с Маргарет, так как встретил в Австралии девушку и думал там остаться после войны.

У Маргарет была 2-х летняя дочка-симпатяшка с белокурыми локонами, которую мы водили в Денверский зоопарк. Встречаться мы могли только когда я получал увольнения по уикендам, но я научился перелазить через высокий забор, а потом троллейбус довозил меня до дома Маргарет без всякого разрешения на увольнение. Не знаю, что бы произошло, если бы меня арестовал один из военных патрулей, которых было полно, но, к счастью, всё обошлось. Мы с Маргарет ходили на танцы в Райнбоу Болрум в Денвере, где играли хорошие оркестры. Признаюсь, что в это время мы с Маргарет были влюблены друг в друга. Когда мы покидали Лоури Филд, вся семья Марга-рет пришла попрощаться со мной. Мы отправились в оружейную школу в Лоредо, в штате Техас.

Оружейная школа

В оружейной школе Лоредо я изучал всё о пулемётных турелях Б-17 и Б-24 и тренировался в стрельбе из пулемётов 50-ого калибра. Я учился разбирать их и собирать обратно в перчатках и вслепую, что могло пригодиться в очень холодную погоду в ближайшем будущем. Когда закон-чилось моё обучение, меня отправили в Линкольн, штат Небраска, где формировались экипажи бомбардировщиков.

Там я встретился с парнями из экипажа, которые стали моими друзьями. Наш экипаж состоял из меня — пулемётчика, — второго пулемётчика, инженера, радиста, второго пилота, штурмана и командира экипажа. Мы были посланы в Пайт, Техас, для тренировки, чтобы лучше сработаться как экипаж. В Пайте мы тренировались в бомбометании и в обстреле земли из пулемётов. Од-нажды помощник пилота захотел пострелять по мишеням из пулемёта 50-го калибра, поэтому я уселся на место второго пилота. Пилот позволил мне управлять над полигоном (это больше похо-дило на вождение машины, чем на управление самолётом). Мы также совершали длительные пе-релёты в Калифорнию, с полигонов Бигфил в Эл-Пассо. В конце концов наша тренировка закончи-лась, и мы вернулись на военно-воздушную базу в Линкольн, чтобы получить новый B-17 и отпра-виться в зону военных действий.

За несколько дней перед тем как мои приятели и я отправились в Африку, мы прогуливались по улице, засунув руки в карманы, нам встретился офицер, и мы забыли отдать ему честь. Он начал кричать на нас и спросил, знаем ли мы, что должны приветствовать всех офицеров, он спросил нас собираемся ли мы за море на фронт боевых действий. Он сказал, что только что вернулся из Англии и не хотел бы служить с такими парнями, как мы, у которых нет никакого уважения к офицерам. Когда мы рассказали своему пилоту Брюсу об этом, он сказал, что пока мы делаем свою работу, мы можем его не приветствовать. Я не помню, чтобы я отдавал ему честь, и мы хорошие друзья до сих пор.
 

Перевод выполнен учащимися 11 Б кл. школы № 916 г. Москвы

Translated by 11th grade students at Moscow High School # 916 Экипаж бомбардировщика в Африке На следующее утро мы сели в новые Б-17 и взяли направление на Африку. Когда мы пролетали над Чикаго, я подумал, что это так близко от Элроя, который я покидаю на долгое время, возможно, на-всегда. Нашей следующей остановкой было Гран-дер Бэй, Нью-Фаулэнд, а затем Азорские острова, где мы переночевали. Наш инженер Келси и я за-правили Б-17 горючим, и на следующий день мы прибыли в Африку. Нашей первой остановкой был Марракеш в Морокко. Там всё было довольно грязно, поэтому кое-кто из экипажа ночевал в са-молёте. Следующая остановка была в столице  Туниса. Там  было много сбитых и покорёженных

самолётов. Наконец, мы прибыли в пункт нашего назначения – на аэродром в Степароне. С высоты аэродром производил впечатление грязного поля. Это был наш дом до конца войны.

Нашим жильём была палатка, в которой нас жило шестеро. У нашего пилота, второго пилота и штурмана палатки были в другом месте нашей 815-й эскадрильи. Наши палатки обогревались 100-октановым самолётным горючим. Взлётная полоса на нашей базе была сделана не очень длинной. Если самолёт не поднимался в воздух за короткое время, то он выкатывался с полосы и разбивался. Однажды один самолёт не успел взлететь, он разбился и загорелся. Десять человек внутри него погибли.

Наша первая миссия была в Инсбрук в Австрии. Там была узловая железнодорожная станция, которую мы должны были бомбить. Самолёт наш назывался «Бумажная Куколка». Это был один из старых самолётов. Новые экипажи получили старые самолёты, а экипажи, которые летали уже много, получали новые.
 
Большинство наших полётов проходило в Германию, где мы должны были разрушать нефтепере-рабатывающие заводы, узловые станции, склады, железнодорожные мосты, места скопления войск.

В те дни, когда были вылеты, мы вставали в 4 часа утра. Во время полётов мы иногда видели, как другие самолёты взрывались или падали вниз, сбитые противовоздушным огнём, при этом все члены экипажа или его часть погибали или на парашютах спускались на территорию, занятую врагом. Впечатления от всего этого были такие, что ночью накануне полётов мы не могли спать. Я часто ночью просыпался и видел нашего носового пулемётчика Дика Брема курящего сигареты и уже переживающего предстоящий полёт. В каждой эскадрилье был дежурный офицер и другие подчиняющиеся ему военнослужащие, они отвечали за жизнеобеспечение и за то, чтобы будить экипажи перед полётами. Экипажи, кроме полётов, больше ничего не делали.

После того, как мы просыпались и смывали последние остатки сна холодной водой, мы одева-лись и шли на завтрак. Завтрак состоял из варёных вкрутую яиц и кофе или разведённого по-рошкового молока …

Зимой мы должны были надевать нижнее бельё и зимние рубашки и брюки. Затем грузовик отвозил нас на взлётную полосу к нашему самолёту, где мы получали наш полётный мешок, в котором был утеплённый полетный костюм, утеплённые перчатки и ботинки, парашют и кис-лородная маска. У меня была также овчинная шуба с большим воротником, которую в полёте я надевал поверх полётного костюма. Вся эта тёплая одежда была нам нужна, потому что темпе-ратура на высоте 30 000 футов достигала минус 20-40 градусов. Поднявшись в самолёт, мы так-же должны были убедиться, в нём находятся бронежилеты, которые мы надевали, приближаясь к вражеской территории. Когда осколки немецких снарядов прошивали обшивку самолёта, эти жилеты защищали нас от них.

Когда самолёты поднимались в воздух и выстраивались в боевой порядок, мы должны были сделать несколько выстрелов из наших пушек 50-го калибра, чтобы убедиться, что они в по-рядке и не подведут нас, когда мы будем лететь над Германией к нашей цели. В полёте мы вни-мательно осматривали воздух, чтобы не быть застигнутыми врасплох немецкими истребителями «фокке-вульф-190» и «мессершмит-109», эти самолёты были хорошими, а их пилоты – опытными лётчиками. Чаще всего они устремлялись на нас прежде, чем мы достигали наши цели. Когда мы преодолевали заградительный огонь из 200- и 400-миллиметровых зениток, истребители набрасы-вались на повреждённые бомбардировщики, считая их «лёгкой добычей». Когда мы поворачивали назад после бомбёжки наших целей, мы всегда видели, как падали вниз подожжённые бомбарди-ровщики, а их экипажи выпрыгивали из них и на парашютах спускались на вражескую террито-рию. Когда мы покидали опасную зону, мы включали радио и через наушники слушали джазовую музыку 1940-х годов.

Я никогда не забуду Рождество 1944 года. Мы возвращались с налёта на Брукс, Германия, и попали под особенно сильный огонь зениток, осколки от снарядов которых проделали много дырок в наших самолётах. А потом мы услышали Бинга Кросби, поющего «Я мечтаю о Белом Рож-дестве». И это был единственный раз, когда я особенно остро почувствовал тоску по дому и рас-плакался.

В первые полёты я летал как носовой стрелок, но потом я поучился и стал стрелком-навод-чиком-бомбометателем. 21 января 1945 года мы получили полётное задание на бомбёжку Вены, Австрия. Лететь мы должны были в нашей «Бумажной куколке», имевшей бортовой номер 043. В этот день я должен был лететь как стрелок-бомбометатель, поэтому у нас не было носового стрелка.

Нужно сказать, что у нас был командир обслуживающей команды, инженер Дон Спейгл, кото-рому мы всегда шутливо предлагали отправиться с нами в полёт, чтобы он понял, что чувствуют сбитые экипажи – он утверждал, что воспринял бы это легко. Так вот, когда мы получили наши полётные мешки, и самолёт медленно катил к взлётной полосе, он неожиданно вскочил в него.

Когда пролетали Триест, один из наших двигателей начал терять масло и забрызгал всё крыло. Когда я заметил это, то доложил пилоту, и он выключил его. Мы начали набирать высоту, выжи-мая всё возможное из трёх оставшихся двигателей, и вскоре заняли своё место в боевом поряд-ке. Мы подлетали к Грацу, ещё один двигатель стал терять масло и выходить из-под контроля. Вскоре он потерял всё масло, и его пропеллеры замерли. Теперь мы уже не могли поддерживать скорость и находиться в боевом строю, и мы стали отставать, не нарушая радиомолчания. Мы продолжали полёт, опасаясь немецких истребителей, но к счастью, они не появились. Когда мы пролетали невдалеке от города Винер-Нёйстадт рядом с венгерско-австрийской границей, по нам было произведено несколько зенитных выстрелов, которые, однако, не причинили нам никакого вреда, поэтому мы высыпали все наши десять 500-фунтовых бомб на этот город. Здесь не было военных целей, и я до сих пор сожалею о возможных жертвах, которые они сделали среди граж-данского населения.

Наш пилот скомандовал штурману, чтобы он указал направление к ближайшему союзническому аэродрому, так как мы всё больше и больше теряли высоту. Когда мы приблизились к Адриати-ке, мы выскочили из облаков на высоте 6000 футов с двумя работавшими, но отчаянно дымив-шими моторами. Мы не знали, долетим ли до Италии или врежемся в морскую гладь. Когда мы наконец увидели итальянское побережье, мы были уже на высоте 3000 футов. Прямо перед собой мы увидели посадочную полосу аэродрома Фальконара и направились прямо к ней, хотя оттуда в это время взлетал Б-24. Так как я сидел в носу самолёта, я всё видел очень хорошо – мы едва не врезались во взлетающий самолёт ! Брюс Вольтц удачно посадил самолёт на короткую взлётно-посадочную полосу, рассчитанную на истребители. Когда «Бумажная куколка» приземлилась, мы осмотрелись : казалось, что мы очутились на кладбище самолётов, которым не повезло так же, как и нашему.
 
Погода была очень плохой, снег лежал толстым слоем, было очень холодно. Позже мы узнали, что зима 1944-45 годов была одной из самых холодных в истории. Из-за этого мы не могли связаться по радио с нашей базой в Стерпароне и доложить о нашем местонахождении. Другие экипажи доложили, что они видели, как мы покидали строй с двумя неработающими двигателями.

В результате экипаж лейтенанта Вольтца был записан как пропавший во время выполнения бое-вого задания, а командир обслуживающей команды, который полетел с нами, был сочтён про-павшим без вести. Три дня спустя нам удалось дозвониться до нашего аэродрома и сообщить о себе. За это время снега нападало ещё на десять дюймов больше, а в нашей палатке у нас не было никаких обогревателей – и только одно одеяло. Мы спали в нашей одежде и полётных кос-тюмах и сильно мёрзли. Прошло ещё семь дней, прежде чем за нами прилетел самолёт – в течение десяти дней мы здорово поморозили наши носы !

После того, как мы возвратились на базу, командир нашей обслуживающей команды был раз-жалован в рядовые и получил назад свои сержантские лычки только в сентябре.

Спустя два дня мы получили новый самолёт и полетели бомбить нефтеперегонный завод в Регенсбурге. Это был тоже тяжёлый полёт – по нам стреляли более 200 зениток.

Ещё мы выполнили полёт, который назывался «охотой одинокого волка», или полётом наудачу. В феврале 1945 годы погода была такой плохой, что нельзя было совершать групповые полёты из-за риска столкновения самолётов в воздухе. Считается, что одиночные полёты совершались добро-вольцами, но вряд ли можно было считать нас добровольцами.

Нашей целью был город Блэкхэммар (?), в котором был нефтеперерабатывающий завод. Это город находился на границе с Польшей. Весь полёт до цели мы совершили, скрываясь в облаках, и не встретили ни одного немецкого истребителя – погода была плохой и для немецких само-лётов. Так как с нами рядом не было ни одного самолёта, на который мы могли бы рассчиты-вать в случае атаки на нас немецких самолётов, то должен признать, что в этом полёте мне было страшнее всего.

Как раз когда мы достигли цели, облачность исчезла. Ещё перед полётом на инструктаже нам было сказано, что если над целью облаков не будет, то мы можем вернуться, не совершая бомбёжки. Наш пилот обратился к нам и спросил, что делать. И мы все сказали, что раз мы достигли цели, то нам следует её отбомбить. Мы поднялись над целью так высоко, как это было возможно, и начали бомбёжку.

Немецкие зенитчики открыли по нам огонь, когда мы высыпали наши бомбы, и самолёт сделал крутой вираж вправо, стараясь снова скрыться в облаках. Зенитчики метко били по курсу само-лёта, уходящего в облака. Позже хвостовой стрелок Хэнк Вайлавик вспоминал, что он увидел два разрыва позади нас и представил, что следующий снаряд достигнет нас, но они промахнулись. Стрелок, сидевший под фюзеляжем самолёта тоже видел разрывы вокруг самолёта, но не один снаряд не попал точно в самолёт, хотя в качестве сувениров мы привезли несколько осколков. Весь обратный полёт мы также скрывались в облаках, и нас не атаковал ни один истребитель.

Когда мы приземлились, то обнаружили, что из правого крыла вырван порядочный кусок металла, а в моей кабине стрелка над моей головой зияет большая дыра : очень удачно, что я маленького роста. И я вспомнил, что когда после бомбёжки мы скрывались в облаках, самолёт так тряхнуло, что я долго не мог прийти в себя. Нам чертовски повезло, что мы вернулись целыми и невреди-мыми. Видно тот, кто над нами, решил нам в этот день помочь !

К этому времени мы приближались к цифре 35 совершённых полётов, и пара последних были лёгкими полётами всего по 4-5 часов – в сравнении с длительными и утомительными 8-9 часо-выми полётами.

Нашим последним заданием была бомбёжка немецкой пехоты, окопавшейся в окопах в Север-ной Италии. В этот полёт в наших бомболюках мы несли 20-фунтовые осколочные бомбы, кото-рые разрывались на высоте 20 футов над окопами, засыпая их осколками. Так как это был наш последний полёт, то возвращаясь, мы покинули боевой строй и направились прямиком к нашей базе. При подлёте к аэродрому, мы пролетели прямо над контрольной башней.

Мы были одним из немногих экипажей, которые выполнили все полёты и остались живы. Некото-рым из моих друзей не удалось вернуться назад из Германии. Постарайтесь не заводить много друзей, потому что когда они погибают, это ранит сердце. Мы не потеряли никого из экипажа, хотя Келси и получил Пурпурное сердце (за ранение). Мы сменили три Б-17, поэтому нам повезло. Мы все получили американские военные награды, и греческое правительство наградило нас своей самой высшей наградой, которую оно может дать иностранным солдатам.